«Мне подсказывают, что я слишком мягок в общении» Возможно, первое интервью ВВП

6b1c45b5fb818494a132b4cae1c557df

Фoтo: Сeргeй Кoмпaнийчeнкo / Sputnik / Scanpix / LETA

В   июнe 1991 гoдa будущий прeзидeнт Рoссии Влaдимир Путин пришeл рaбoтaть в   мэрию Лeнингрaдa   — oн   вoзглaвил кoмитeт пo   внeшним связям aдминистрaции Aнaтoлия Сoбчaкa. Спустя нeскoлькo мeсяцeв oн   дaл oднo из   пeрвыx (а   возможно, и   вовсе первое) интервью в   своей жизни   — журналистке городской газеты «Час пик» Наталье Никифоровой. В   нем Путин рассказал, как попал в   КГБ и   уволился оттуда   — и   почему ему не   в   чем раскаиваться. Спустя ровно 25 лет, 25   ноября 2016 года, «Медуза» публикует полный текст интервью Владимира Путина, которого до   этого не   было в   интернете.  

—   Владимир Владимирович, это правда, что вы   работали в   Комитете государственной безопасности? И   если так, то   знал   ли об   этом Собчак, когда приглашал вас на   работу?  

—   Я   не   скрываю и   никогда не   скрывал, что 17 лет проработал во   внешней разведке   КГБ. Другое дело   — не   афишировал это.   Но   Анатолий Александрович знал о   месте моей прежней службы. Я   ему сказал, что увольняюсь из   комитета. Кстати, к   тому времени (а   приглашение от   Собчака я   получил нынешним летом) заявление мною уже было подано и   подписано. И   я   уволился в   звании подполковника.  

—   А   как происходило приглашение на   работу в   мэрию? Вам позвонил Собчак?  

—   Мне позвонили мои друзья с   юрфака и   передали, что Анатолий Александрович видел меня на   одном мероприятии, вспомнил (я   был его учеником в   университете) и, поскольку ему тогда нужен был советник по   внешнеэкономическим вопросам, навел обо мне справки. На   юрфаке меня хорошо рекомендовали. И   я   получил приглашение на   работу, на   которое откликнулся с   готовностью. Под всем, что делал и   говорил Собчак как депутат Союза на   тот период времени, я   готов был подписаться полностью.  

—   А   сейчас это не   так?  

—   Он   ведь занимается не   только государственной деятельностью: решает хозяйственные вопросы, судьбы людей, и   поставлен в   исключительно тяжелые условия. Поднять экономику небольшого региона при условии, что вся экономика страны катится вниз,   — невозможно. Каждый имеет право на   ошибку. И   Собчак тоже живой человек. Было   бы неверно говорить, что я   с   Собчаком во   всем и   всегда согласен. Что   бы за   работник я   был? Если   бы во   всем смотрел мэру в   рот, думаю, я   бы его не   устроил.  

—   Но, тем не   менее, вы   возглавляете важнейшее ведомство. И   никак не   можете отрицать, что мэр прекрасно к   вам относится и   прислушивается к   вашему мнению. Зная его нрав, подобное не   может не   удивлять.  

—   Мне не   хотелось   бы обсуждать сейчас ни   нрав, ни   манеры Собчака, хотя я   от   многих слышу, что он   бывает резковат. Мне вот, напротив, подсказывают, что я   слишком мягок в   общении. Но   могу понять, когда кто-то срывается. Мы   сейчас живем в   таком цейтноте   — не   хватает терпения иногда пробивать какой-то вопрос. Ну, сил больше никаких   нет. Что касается моих взаимоотношений с   Анатолием Александровичем   — да, мы   находим с   ним общий язык в   делах.  

—   Вы   наверняка слышали мнение, что Путин   — виновник всего дельного, что происходит в   мэрии. Не   знаю только, можно   ли это принять как похвалу, учитывая, кто такое мнение с   телеэкрана обнародовал.  

—   Подобное утверждение просто наивно. Есть масса проблем, которыми занимаются мэр и   мэрия и   о   которых я   не   имею ни   малейшего представления. Впрочем, одновременно было высказано что-то и   об   офицерах действующего резерва   КГБ. Это тоже ложь   — я   уволен из   КГБ в   запас. И   не   работаю там, и   денег там не   получаю. Кстати, в   КГБ я   пошел легально и   гласно, по   распределению после окончания университета.  

—   Для вас самого это была неожиданность?  

—   Нет, меня проинформировали за   несколько месяцев до   этого. Я   согласился. Проработал некоторое время на   различных должностях   — мне предложили пойти на   работу во   внешнюю разведку. Я   это предложение принял, закончил соответствующее учебное заведение. И   все эти годы работал в   разведке. В   том числе и   за   границей.  

—   Почему вы   согласились работать в   КГБ?  

—   Знаете, мне даже хотелось этого. Мы   ведь все жили в   другой системе отсчета. Я   шел работать не   в   политизированную организацию. Если хотите, мною двигали высокие мотивы   — считал, что там могу приложить свои силы максимально и   с   пользой для общества.  

—   Положа руку на   сердце, как вы   думаете, почему 17 лет назад из   КГБ позвонили именно вам?  

—   Этим занимается отдел кадров   КГБ. Я   в   этом отделе никогда не   работал и   не   знаю, как они это делают. Но   известно, что там длинный список качеств, которым должен соответствовать работник разведки: способность к   аналитической работе, к   изучению иностранных языков, интерес к   определенного рода деятельности, к   определенным проблемам. Я, замечу, интересовался проблемами внешней экономики всегда.  

—   Выходит, вас прежде изучали, а   вы   не   знали?  

—   Конечно. Спецслужбы проводят изучение объекта в   условиях, когда он   об   этом не   подозревает. Если он   знает об   этом, то   начинает приспосабливаться. И   показывать те   стороны характера и   личности, которые хочет донести до   потенциального потребителя информации.  

—   А   вы   знаете широко бытующее среди студентов мнение, что предложений, подобных тому, что получили вы, удостаиваются стукачи?  

—   Я   понял вопрос. Наверное, для работы кадрового это был   бы самый простой   ход. Установить с   кем-то отношения в   вузе или на   промышленном предприятии, а   потом, когда нужны кадры, в   первую очередь обратить внимание на   тех, кого знают. Так можно. Но   это не   генеральный путь решения вопросов: если брать только людей, с   кем уже есть отношения, скоро будет не   на   кого опереться. Таких людей потерять   — потерять глаза и   уши.  

Первая и третья полосы газеты «Час пик»

—   Вы   не   относились к   тем людям?  

—   Вы   хотите знать, был   ли я   связан с   КГБ до   того, как попал в   кадры? Нет, не   был.  

—   Скажите, а   ваш рапорт об   увольнении из   органов не   был связан с   политическими мотивами, с   разочарованием?  

—   Нет. Я   хотел заняться научной деятельностью, написать диссертацию на   тему, которая мне была близка и   знакома всегда. А   именно по   международному частному праву. Я   уже начал было сдавать экзамены в   аспирантуру и   договорился с   одним профессором ЛГУ, чтобы он   меня взял в   качестве соискателя. И, в   принципе, ко   времени, когда меня позвал Собчак, уже устроился на   работу в   университет. Я   хотел работать юристом и   заниматься правовым регулированием внешнеэкономических связей.  

И   еще одно, не   менее важное. Чтобы продолжать работать в   КГБ на   определенном уровне, мне нужно было переехать в   Москву. И   покупать кооперативную квартиру или снимать за   300 рублей в   месяц. У   меня двое маленьких детей, старые родители. Им   за   80, мы   вместе живем. Они блокадники, куда везти их   из   родного города? Бросить их   не   мог. А   здесь работа была, скажем так, немного не   та. И   тогда я   решил уйти вообще. Когда было сделано предложение в   мэрию, тем более.  

—   Интересно. А   со   стороны ваш приход в   мэрию выглядит для многих так, будто КГБ внедрил своего сотрудника в   городскую администрацию.  

—   Как КГБ мог меня внедрить, если я   уволен. К   тому   же сейчас ведь уже нет того монстра, о   котором мы   привыкли говорить.  

—   Вы   тоже считаете КГБ монстром?

—   Конечно. То, что аппарат комитета в   целом перестал соответствовать тем задачам, для которых создавался,   — это факт. Его нужно реконструировать. И   это делают. И   потом, я   работал во   внешней разведке, к   внутриполитическим проблемам отношения не   имел.  

—   Разведка в   КГБ   — это элита?  

—   Да, так сложилось. Даже территориально она размещена в   Москве настолько далеко от   других служб, что они практически не   общаются. Да   это и   не   поощряется.  

—   Вы   не   раскаиваетесь в   своем прошлом?  

—   Нет. Я   не   раскаиваюсь. Раскаиваются   — в   преступлениях. Я   же никаких преступлений не   совершал. И   не   оправдываюсь. Хотя оправдываться всегда легче, чем сделать решительный   шаг. Я   его сделал.  

—   И   согласившись на   этот разговор   — тоже. И   все-таки вы   же тоже не   станете спорить: ваш пример подтверждает слухи, что Собчак набирает в   свою команду бывших коммунистов и   бывших кагэбэшников. Как думаете, какова будет реакция наших иностранных партнеров, если они узнают о   месте вашей прежней службы? Не   помешает   ли это делу?  

—   Нынешний президент США   — бывший директор   ЦРУ. Ну   и   что   — это ему мешает? Я   — тоже бывший. Бывший сотрудник, бывший коммунист. Почему мне это должно мешать в   работе?  

—   Как вы   сами считаете, должности вашей вы   соответствуете, у   вас хватает знаний, сил?  

—   Во   всяком случае, мое сегодняшнее дело лежит в   сфере моих профессиональных интересов. Я   всегда занимался международными связями. Кстати, и   дипломная моя работа «Принцип наибольшего благоприятствования внешней торговли». Служба   же в   разведке, в   КГБ дала мне очень многое. В   чисто образовательном смысле. Хорошо знаю немецкий, понимаю по-английски. Информация, которой я   располагаю, сегодня очень помогает делу. Чувствую себя абсолютно уверенным. В   том числе и   в   проблемах наших деловых людей. Ведь, прекратив работать в   КГБ, я   в   качестве юриста сотрудничал в   различных экономических структурах. Затруднений при осуществлении сегодняшних функций не   испытываю совершенно. Насколько я   соответствую им, определят мэр или вице-мэр. Пока мы   работаем в   согласии.  

Владимир Путин и мэр Санкт-Петербурга Анатолий Собчак на заседании законодательного собрания, 1993 годФото: Михаил Разуваев / Коммерсантъ

—   Насколько ваша прежняя служба обеспечила вас материально?  

—   Основные вещи у   меня есть. Есть машина. К   сожалению, уже не   очень хорошая   — «Волга» 72 года. Вместе с   женой, семьей и   родителями живу в   54-метровой квартире. В   старом фонде.  

—   Можно считать, что подкупить вас трудно. А   для шантажа возможность есть. Я, например, слышала, что кое-кто пытался. Назывались отдельные фамилии. Как у   вас вообще складываются отношения с   депутатами?  

—   Я   не   хотел   бы о   случаях шантажа говорить, но   отрицать их   не   буду. Скажу также, что не   на   того напали. А   пытались меня шантажировать как раз принадлежностью к   КГБ. Есть примеры и   другого порядка: кое-кто из   депутатов постоянно здесь появляется, проталкивает те   или иные проекты. Был случай, когда один из   депутатов от   имени горсовета подписал миллионный контракт с   австрийской фирмой. Никто его на   это не   уполномачивал, никто условия контракта не   обсуждал, с   предложением фирмы не   знакомился…  

И   тем не   менее, я   считаю, что Совет должен существовать: помогать и   направлять деятельность администрации. Нужно идти по   пути разделения властей   — мировая практика показала, что это путь продуктивный. И   мы   убеждаемся в   этом уже на   своем опыте. Скажем, идут переговоры с   Эстонией. Решаются чрезвычайно болезненные вопросы о   судьбе русскоязычного населения. Так вот, депутат Петросовета и   России Юрий Михайлович Нестеров, человек чрезвычайно здравомыслящий, очень в   этом деле помогает. У   нас сложились хорошие отношения с   планово-бюджетной комиссией горсовета: там толковые, работящие люди. Мы   вместе готовили положение о   валютном фонде и, если честно, это в   основном эта работа. У   нас текучка, а   они задумываются над генеральной линией развития в   этой области. Люди разные, и   в   Совете тоже.  

—   Люди действительно разные. И   по-разному реагируют на   ваше недавнее прошлое. Вы   слышали о   требованиях запретить на   некоторые профессии и   должности для бывших чекистов, с   которыми выступает «Мемориал»?  

—   Почему   бы тогда не   поставить вопрос об   удалении из   мэрии и   заодно из   Совета всех коммунистов и   военных? Ведь это армия и   партия недавно переворот пытались совершить. Логика та   же. Или в   одном случае толкуем о   каждом конкретно, а   в   другом   — всех в   кучу?  

Если   же говорить об   офицерах действующего резерва, то   кадровые сотрудники КГБ работали и   работают в   гражданских учреждениях. Так поступают все спецслужбы мира. Отличие нашей в   том, что наши сотрудники все на   виду. Западного их   коллегу вы   никогда не   рассекретите, он   работает в   условиях повышенной конспирации. Чего у   нас сделать невозможно (из-за финансирования) и   нецелесообразно (во   всяком случае, до   недавнего времени). В   условиях тоталитарной системы достаточно было всем сказать: «Молчать!» А   сейчас, когда уже не   молчат, все всплыло. Но, повторяю, ни   одна спецслужба мира без таких агентов не   работает. Так было, так есть и   так будет. Но   меня это уже не   касается   — повторяю, из   КГБ я   уволен…

Источник

Комментирование и размещение ссылок запрещено.

Комментарии закрыты.